Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2 - Страница 173

К оглавлению

173

– От союза с Испанией Голландия ничего не выигрывает; от союза с Францией она много теряет.

– Как так?

– Вступив в союз с Испанией, Штаты будут защищены владениями своего союзника; при всем своем желании они не могут захватить их. От Антверпена до Роттердама только один шаг через Шельду и Маас. Если они пожелают запустить зубы в испанский пирог, то вы, государь, зять испанского короля, можете через два дня явиться с кавалерией в Брюссель. Следовательно, им хочется поссорить вас с Испанией и заронить у вас подозрение, чтобы отбить охоту вмешиваться в ее дела.

– Разве не проще было бы, – отвечал король, – заключить со мной прочный союз, который давал бы мне кое-какие преимущества, а для них был бы выгоден во всех отношениях?

– Нет; ведь если бы Франция приобрела случайно общую границу с Голландией, то ваше величество оказались бы неудобным соседом. Молодой, пылкий, воинственный французский король может нанести чувствительные удары Голландии, особенно если он приблизится к ней.

– Все это я прекрасно понимаю, господин Кольбер, и ваши рассуждения превосходны. Но скажите мне, пожалуйста, каковы ваши выводы?

– Решения вашего величества всегда отличаются мудростью.

– Что мне будут говорить эти послы?

– Они скажут вашему величеству, что очень желают союза с вами, но это ложь; они будут говорить испанцам, что трем державам необходимо соединиться и помешать процветанию Англии; это тоже ложь, потому что Англия является в настоящее время естественным союзником вашего величества, у нее есть флот, тогда как у вас его нет. Именно Англия может служить противовесом могуществу Голландии в Индии. Наконец, Англия – монархическое государство, с которым у вашего величества родственные связи.

– Хорошо, но что бы вы ответили им?

– Я с большой сдержанностью ответил бы им, государь, что Голландия не очень расположена к французскому королю, что голландское общественное мнение недружелюбно к вашему величеству, что в Голландии были отчеканены медали с оскорбительными надписями.

– С оскорбительными для меня надписями? – вскричал возбужденный король.

– Нет, государь; «оскорбительные» – неподходящее слово, я обмолвился.

Я хотел сказать с надписями, чрезмерно лестными для голландцев.

– Ну, гордость голландцев меня мало трогает, – со вздохом сказал король.

– И ваше величество тысячу раз правы… Однако, – это королю известно лучше, чем мне, – чтобы добиться уступок, в политике позволительны несправедливости. Пожаловавшись на голландцев, ваше величество приобретет в их глазах большой авторитет.

– Что же это за медали? – спросил Людовик. – Ведь если я заговорю о них, мне нужно знать все точно.

– Право, не знаю в точности, государь… Какой-то крайне заносчивый девиз… В этом весь смысл, слова несущественны.

– Отлично. Я сделаю ударение на слове медаль, а они пусть понимают, как хотят.

– Поймут! Ваше величество может также ввернуть несколько слов о распространяемых памфлетах.

– Никогда! Памфлеты грязнят их авторов гораздо больше, чем тех, против кого они направлены. Благодарю вас, господин Кольбер, вы можете идти.

– Государь!

– Прощайте! Не забудьте о назначенном часе; я прошу вас присутствовать на приеме.

– Государь, я жду от вашего величества списка приглашенных.

– Да, да.

Король задумался, но совсем не о списке. Часы пробили половину двенадцатого. На лице короля можно было прочесть страшную борьбу между гордостью и любовью.

Разговор на политические темы успокоил Людовика; бледное, искаженное лицо Лавальер говорило его воображению совсем не о голландских медалях и памфлетах. Десять минут он размышлял, следует ли ему вернуться к Лавальер. Но Кольбер почтительно напомнил ему о списке, и король покраснел при мысли, что он до такой степени занят своей любовью, когда нужно думать о государственных делах.

Он стал диктовать:

– Королева-мать… королева… принцесса… госпожа де Мотвиль… мадемуазель де Шатильон… госпожа де Навайль. Мужчины: принц… господин де Граммон… господин де Маникан… господин де Сент-Эньян… и дежурные офицеры.

– А министры? – спросил Кольбер.

– Это само собой разумеется, и секретари.

– Государь, я пойду распорядиться, все будет исполнено.

Часы пробили двенадцать. В этот самый час бедняжка Лавальер умирала от горя.

Король отправился в спальню. Уже целый час королева ждала его. Со вздохом Людовик шел к ней; но, вздыхая, он благословлял себя за свое мужество, хвалил себя за то, что проявляет в любви такую же твердость, как в политике.

Глава 35.
ПОСЛЫ

По прибытии во дворец д'Артаньян узнал почти все, о чем мы только что рассказали; Среди дворцовых служителей у него было много друзей, гордившихся тем, что с ними раскланивается капитан мушкетеров, такая важная особа; да и независимо от тщеславия они гордились тем, что представляют какой-то интерес для такого храбреца, как д'Артаньян.

Каждое утро д'Артаньян осведомлялся обо всем, чего не мог видеть или узнать накануне, не будучи вездесущим. Из того, что он видел сам и узнавал от других, у него составлялся целый пучок сведений, который он, в случае надобности, развязывал и брал оттуда то, что ему было нужно.

Поэтому два глаза д'Артаньяна служили ему не хуже, чем Аргусу его сто глаз.

Политические и альковные тайны, фразы, вырывавшиеся у придворных, когда они выходили от короля, – все знал д'Артаньян и все прятал в огромной и непроницаемой кладовой – в своей памяти, наряду с королевскими тайнами, дорого купленными и бережно хранимыми.

173