– Повторять? Значит, что-то говорят?
– Признаюсь, это так.
– Кто же?
Шавинье изобразил негодование.
– Ваше высочество, – сказал он, – вы подвергаете меня настоящему допросу, обращаясь со мною, как с подсудимым… А между тем всякий достойный дворянин старается забыть слухи, которые долетают до его ушей. Ваше высочество требуете, чтобы я превратил пустую болтовню в целое событие.
– Однако, – вскричал с досадою принц, – ведь вы же сбежали именно из-за этих слухов!
– Я должен сказать правду. Мне говорили, что господин де Гиш постоянно находится в обществе принцессы, вот и все; повторяю, самое невинное и совершенно позволительное развлечение. Не будьте несправедливы, ваше высочество, не впадайте в крайность, не преувеличивайте. Вас это не касается.
– Как! Меня не касаются слухи о постоянных посещениях моей жены Гишем?..
– Нет, ваше высочество, нет. И то, что я говорю нам, я сказал бы самому де Гишу – до такой степени считаю невинными его ухаживания за принцессой… я сказал бы это ей самой. Однако, вы понимаете, чего я боюсь?
Я боюсь прослыть ревнивцем по обязанности, в силу вашей благосклонности ко мне, в то время как я ревнивец из дружбы к вам. Я знаю вашу слабость, знаю, что, когда вы любите, вы знать ничего не хотите, кроме вашей любви. Вы любите принцессу, да и можно ли не любить ее? Посмотрите же, в каком безвыходном положении я очутился. Принцесса избрала среди ваших друзей самого красивого и привлекательного; она так сумела повлиять на вас в его пользу, что вы стали пренебрегать всеми другими. А ваше пренебрежение – смерть для меня; с меня довольно немилости ее высочества.
Вот поэтому-то, ваше высочество, я и решил уступить место фавориту, счастью которого я завидую, хотя питаю к нему прежнюю искреннюю дружбу и восхищение. Скажите, можно ли возразить против этого рассуждения? Разве мое поведение нельзя назвать поведением доброго друга?
Принц взялся за голову и стал ерошить волосы. Молчание длилось довольно долго, так что шевалье мог оценить действие своих ораторских приемов. Наконец принц сказал:
– Ну, слушай, говори все, будь откровенен. Ты знаешь, я уже заметил кое-что в этом роде со стороны этого сумасброда Бекингэма.
– Ваше высочество, не обвиняйте принцессу, иначе я покину вас. Как!
Неужели вы ее подозреваете?
– Нет, нет, шевалье, я ни в чем не подозреваю мою жену. Но все-таки… я вижу… сопоставляю…
– Бекингэм был просто сумасшедший.
– Сумасшедший, на поведение которого ты мне открыл глаза.
– Нет, нет, – с живостью перебил шевалье, – не я открыл вам глаза, а де Гиш. Не надо смешивать.
И он разразился язвительным смехом, напоминавшим шипение змеи.
– Ну да, ты сказал только несколько слов. Гиш проявил больше рвения.
– Еще бы, я думаю! – продолжал шевалье тем же тоном. – Он отстаивал святость алтаря и домашнего очага.
– Что такое? – грозно произнес принц, возмущенный этой насмешкой.
– Конечно. Разве господину де Гишу не принадлежит первое место в вашей свите?
– Словом, – сказал, несколько успокоившись, принц, – эта страсть Бекингэма была замечена?
– Разумеется!
– Ну, хорошо! А страсть господина де Гиша тоже все видят?
– Ваше высочество, вы опять изволите ошибаться: никто не говорит о том, что господин де Гиш пылает страстью.
– Ну хорошо, хорошо!
– Вы видите сами, ваше высочество, что было бы во сто раз лучше оставить меня в моем уединении, чем раздувать нелепые подозрения, которые принцесса будет вправе считать преступными.
– Что же надо делать, по-твоему?
– Не надо обращать ни малейшего внимания на общество этих новых эпикурейцев, тогда все слухи постепенно затихнут.
– Посмотрим, посмотрим.
– О, времени у нас довольно, опасность не велика! Главное для меня не потерять вашей дружбы. Больше мне и думать не о чем.
Принц покачал головой, точно хотел сказать: тебе не о чем, а у меня забот по горло.
Подошел час обеда, и принц послал за принцессой. Ему принесли ответ, что ее высочество не выйдет к парадному столу, а будет обедать у себя.
– Это моя вина, – сказал принц. – Я проявил себя ревнивцем, и теперь на меня за это дуются.
– Пообедаем одни, – сказал шевалье со вздохом. – Жаль Гиша.
– О, Гиш не будет долго сердиться, он добрый!
– Ваше высочество, – вдруг заговорил шевалье, – мне пришла в голову хорошая мысль. Во время нашего разговора я, кажется, расстроил ваше высочество. Значит, я должен и уладить все… Я пойду отыщу графа и приведу его.
– Какая у тебя добрая душа, шевалье.
– Вы так сказали, будто это очень удивило вас.
– Черт побери! Как ты злопамятен!
– Может быть; по крайней мере, признайтесь, я умею заглаживать причиненное мной зло.
– Да, признаю.
– Ваше высочество, благоволите подождать меня несколько минут.
– Хорошо, ступай… Я пока примерю свои новые костюмы.
Шевалье ушел, созвал слуг и отдал им приказания. Они разошлись кто куда; остался один только камердинер.
– Поди, узнай сейчас же, – сказал он ему, – не у принцессы ли господин де Гиш. Можешь ты это сделать?
– Очень легко, ваша милость. Я спрошу у Маликорна, а он узнает от мадемуазель Монтале. Только не стоит спрашивать, вся прислуга господина де Гиша разошлась, а с нею вместе, наверное, ушел и он сам.
– Все-таки разузнай получше.
Не прошло и десяти минут, как камердинер вернулся. Он с таинственным видом вызвал своего господина на черную лестницу и провел в какую-то каморку с окном в сад.
– Что такое? В чем дело? – спросил шевалье. – Зачем такие предосторожности?