– Не станете же вы уверять, что не знали о моем пребывании в Фонтенбло?
– Я…
– Будьте откровенны.
– Я подозревала об этом.
– Неужели в течение целой недели вы не могли устроить так, чтобы видеться со мной хотя бы раз в день?
– Мне всегда мешали, господин Маликорн.
– Та-та-та…
– Спросите у других фрейлин, если не верите.
– Никогда не спрашиваю объяснения того, что сам знаю лучше других.
– Успокойтесь, господин Маликорн, скоро все переменится.
– Давно пора.
– Вы же знаете, что о вас всегда думают, видят ли вас или нет, – сказала Монтале с кошачьей ласковостью.
– Да, как же, думают!
– Честное слово.
– Нет ли чего новенького?
– Относительно чего?
– Относительно моего поручения узнать, что творится у принца?
– Ах, дорогой Маликорн, в эти дни нельзя было даже подойти к его высочеству.
– А теперь?
– Теперь другое дело: со вчерашнего дня он перестал ревновать.
– Вот как! Отчего же прошла его ревность?
– Пошел слух, что король удостоил внимания Другую женщину, и принц сразу успокоился.
– А кто пустил этот слух?
Монтале понизила голос:
– Говоря между нами, мне кажется, что принцесса и король просто сговорились.
– Ха-ха!.. – засмеялся Маликорн. – Это было единственное средство! А как же тот бедный воздыхатель – господин де Гиш?
– О, он совсем отставлен.
– Они переписывались?
– Да нет же! В течение целой недели я не видела, чтобы кто-нибудь из них взял перо в руки.
– А в каких отношениях вы с принцессой?
– В самых лучших.
– Ас королем?
– Король улыбается мне, когда я прохожу мимо.
– Хорошо. Теперь скажите, какую женщину наши любовники решили сделать своей ширмой?
– Лавальер.
– Бедняжка! Нужно, однако, помешать этому, моя милая.
– Зачем?
– Затем, что господин Рауль де Бражелон убьет ее или себя, если у него возникнет подозрение.
– Рауль? Добряк Рауль? Вы думаете?
– Женщины имеют претензию считать себя знатоками человеческих страстей, – сказал Маликорн, – а сами не умеют читать ни в собственных сердцах, ни в собственных глазах. Словом, говорю вам, господин де Бражелон безумно любит Лавальер, и если она вздумает сделать вид, что обманывает его, он лишит себя жизни или убьет ее.
– Король защитит ее, – уверила его Монтале.
– Король! – воскликнул Маликорн.
– Конечно.
– Ну, Рауль убьет короля, как обыкновенного гусара.
– Вы с ума сошли, господин Маликорн!
– Нисколько; я говорю вам совершенно серьезно, милая Монтале, а сам я знаю, как поступить.
– Как?
– Я предупрежу потихоньку Рауля об этой шутке.
– Боже вас сохрани, несчастный! – вскричала Монтале, поднимаясь на одну ступеньку ближе к Маликорну. – Даже не заикайтесь об этом бедняге Бражелону.
– Почему же?
– Потому что вы еще ничего не знаете.
– А что случилось?
– Сегодня вечером… Никто нас не подслушивает?
– Нет.
– Сегодня вечером под королевским дубом Лавальер громко и простодушно заявила: «Не понимаю, как это, увидев короля, можно любить какого-нибудь другого мужчину».
Маликорн даже подпрыгнул на стене.
– Ах, боже мой, неужели она так и сказала, несчастная?
– Слово в слово.
– И она думает так?
– У Лавальер всегда что на уме, то и на языке.
– Это требует отмщения. Какие все женщины ехидны! – воскликнул Маликорн.
– Успокойтесь, дорогой Маликорн, успокойтесь!
– Напротив, зло нужно пресечь в корне. Нужно вовремя предупредить Рауля.
– Эка придумал! Теперь уже поздно, – ответила Монтале.
– Почему?
– Эти слова Лавальер…
– Да.
– Эти слова…
– Ну?
– Дошли до короля.
– Король знает их? Они были переданы королю?
– Король слышал их.
– Ohime, как говорил господин кардинал.
– Король находился в то время недалеко от королевского дуба.
– Следовательно, – заключил Маликорн, – теперь у короля и принцессы все пойдет как по маслу, а козлом отпущения явится бедный Бражелон.
– Вы совершенно правы.
– Это ужасно!
– Ничего не поделаешь.
– Да, пожалуй, лучше не становиться между королевским дубом и королем, не то такой маленький человек, как я, мигом будет раздавлен, – промолвил Маликорн после минутного размышления.
– Сущая правда.
– Подумаем теперь о себе.
– Как раз то самое, чего и я хотела.
– Откройте же свои прелестные глазки.
– А вы давайте сюда ваши большие уши.
– Приблизьте ваш крошечный ротик, чтобы я мог крепче поцеловать вас.
– Вот он, – сказала Монтале и тотчас сама ответила звонким поцелуем.
– Разберемся во всем как следует. Господин де Гит любит принцессу, Лавальер любит короля; король любит принцессу и Лавальер; принц не любит никого, кроме себя. Посреди всех этих любовных историй даже дурак сделал бы себе карьеру, а тем более такие рассудительные люди, как мы.
– Вы все носитесь со своими мечтами.
– Вернее, со своими фактами. Позвольте мне быть вашим путеводителем, моя дорогая; кажется, до сих пор вы не могли пожаловаться на мои советы, не правда ли?
– Не могла.
– В таком случае пусть прошлое служит вам порукой за будущее. Так как здесь каждый думает о себе, подумаем о себе и мы.
– Вы совершенно правы.
– Но только исключительно о себе.
– Идет!
– Союз наступательный и оборонительный!
– Клянусь, что буду свято исполнять его.
– Протяните руку; вот так: все для Маликорна!
– Все для Маликорна!
– Все для Монтале! – отвечал Маликорн, протягивая руку, в свою очередь.
– А теперь что же делать?
– Держать постоянно глаза открытыми, насторожить уши, собирать улики против других, не давать никаких улик против себя.